...все в себе...

Я тут как-то решила пожаловаться. Очень плохо было, скрутило до состояния ржавой пружины и я забилась в дальний угол квартиры, под окно.

Однажды, когда было плохо и похоже, я сидела на полу, обняв свою невероятную огромную и мохнатую собаку, при синем свете газовой плиты, потому что электричество отключили. Собака была с характером и очень не любила прямые обнимашки, когда ее фиксируют на одном месте. Но в тот момент она сидела тихо и лизала мне ухо, а потом и все остальное, до чего дотягивался язык.

На этот раз у меня не было собаки. Зато был ноутбук, с помощью которого можно было поплакаться вселенскому разуму. Решила пострадать. Вон, куча народа жалуется, страдает и плачется по всяким разным вопросам в интернетах — чем я хуже, собственно. Размазывая по щекам слезы пополам с волосами, набрала страдальческое сообщение и пустила его в чисто интернет-поле.

Вселенский разум под страдальческим сообщением указал мне, что написано бодро, следовательно, я в порядке. Сказал, что было весело, спасибо, афтар может песать есчо. И что все мужики козлы, - ну, куда ж без этой мысли второй свежести.

Мораль: не жалуйся. Все, что ты услышишь в ответ, сделает ситуацию еще хуже. И, в сущности, все фигня, кроме пчел.

Постенать. Поймут те, кто косметику любит.

Чемодан в аэропорту оказался с перевесом, такое не берут даже с доплатой. Перевес, потому что дома было некогда взвешивать, уносились второпях. Так как большая часть в чемодане - тряпки, которые по отдельности весят мало, я схватилась за самое дорогое.

В урну полетели лаки для ногтей - не крашу практически, но душу-то греет! Кремы для рук - мои морщинистые грабли, видимо, сподвигают родственников и знакомых дарить их мне. Тени - всех оттенков серого, черного, белого, вся эта габаритная радость, которой можно было размалевать целый полк выступающих на новогоднем балу трансвеститов.

К конвеерной багажной ленте подошла практически голая и босая, в страданиях, печалях и грустях. Да еще и прощальную маргариту не дали допить по-человечески, потому что была потеряна куча времени из-за прилюдных ковыряний в чемоданах кверху задницей (последний раз такой позор я переживала на огороде в бабушкином халате, с репьями в волосах и тяпкой в зубах, когда на горизонте появился прынец моей мечты).

В общем, тьфу на оба ваши дома.

Похоже, что я не успеваю-таки получить нужную мне визу, и в результате впереди маячит маленький геморрой в лучшем случае, и адов геморроище в худшем во всех сферах жизни. В связи с этим я в печали.

Иногда кажется, что мое детство кто-то тихо стирает резинкой. Физически. Все сохраняется только в моей голове, и это совсем не от того, что в детстве трава зеленее, а деревья больше. Недавно от большой тоски я полезла в сообщества посмотреть на фотографии из моего родного города. Там не сносят дома - то ли дорого, то ли смысла нет. Поэтому их просто бросают гнить и зарастать травой, тихо, постепенно. Домов-призраков становится все больше, и даже на крохотный городишко появляется сразу несколько "мертвых" районов, куда родители стараются детей не пускать. Не то, чтобы маньяки взялись на закрытой территории, но напороться на какую-нибудь фигню в темноте можно очень даже запросто.

Дальше очень грустное про детство.

( время крадет у нас детство )

Все рождаются нормальными, а потом деформируются. Ну, лицом, конечно, тоже, - просыпаешься однажды утром, и тебя радуют три новых подбородка. Но, в основном, все в голове. Некоторые носят домой свое начальство: все по плану, немедленно через пять минут, и чтобы в супе было непременно по три картофелины, каждая на шесть кусочков. И чтобы непременно оказаться у миски в первую голову.

Другие, наоборот, оказываясь дома, валятся на спину и просят чесать им живот, петь колыбельные и вкусненького. Дальше хоть трава не расти, лишь бы плюшки не кончались.

А я домой приношу всякий мусор в голове. Это у меня карма такая. Последние дни мысленно запускаю людей в космос. Затем, как водится, жму на красную кнопку, наблюдаю феерические фейерверки. Потом выездные бригады в рыжих скафандрах чистят подъездные дорожки к дому, цветочки там всякие сажают, птичек разводят в скворечниках. Если что, это я не с ума сошла, это такая старая техника, местами даже действенная, если сосредоточиться. Только кто-нибудь мне в мозг нацелится — а я так лицо внутрь скукожу и сразу в космос. Такими темпами там, в космосе, скоро места не останется. Зато это местами спасает от деформации: пока скрипишь остатками серого вещества — подбородки нарасти не успевают.

У меня местами катастрофически плохо функционирует правая рука, наш тренер планирует закрыть студию и уехать. Мне даже не грустно, а как-то очень-очень странно. Временами на хореографии мы отрабатываем вращения по диагонали: когда у тебя работают обе руки и голова на месте — ты идешь четко по диагонали к выбранной точке. А когда одна рука напоминает вялую сосиску — диагональ превращается в такую странную кривую: думаешь, что вот она, точка, а на самом деле, там окно и свежий сквозняк.

Возможно, это меня продуло ветром перемен.

Я как минимум несколько месяцев не женщина.

Ну вот вообще ни капли.

Это страх и ужас.

Где мои цветы, комплименты, поклонники и «ах, оставьте»? Остались только теплые тапочки, медицинская страховка и тарелки в цветочек. Скоро начну фотографироваться ню на фоне ковра, а там уже и до пенсии рукой подать.

От страха немедленно побежала искать в шкафу чулки и пить шампанское. Чулки надевать стало лень, а от шампанского заболела голова, - пришлось пить пенталгин и спать на подушке в цветочек. Все ведет в определенном направлении, и это направление мне совершенно не нравится. Разве что массаж бамбуковыми палочками порадовал за последнее время.

Нужен зонтик и ветер перемен.
Ах да, и обязательно «ах, оставьте».

Самое неприятное — когда я начинаю замечать течение времени исключительно по заканчивающимся гелям для душа.

Недавно внезапно оказалась в центре во время рабочего дня: надо же, люди гуляют, солнце светит, пыль летает, пробки, выход в метро закрыт, шипение «золото-золото», «часы-часы», все овеяно запахами шаверменного ларька. Жизнь где-то бьет ключом, оказывается, и даже календарь скоро перескочит на май. А у меня все еще что-то такое околофевральско-межмартовское по ощущениям. Шла по улице и лихорадочно отковыривала меховой воротник от куртки. Не комильфо как-то — тут уже у народа места купальные у Петропавловки забиты, а я в мехах. Пусть рыбьих, но тем не менее.

Мир отдельно — я отдельно, ЖЖ и света белого не вижу, и еще у меня заканчиваются вкусно пахнущие гели для душа. Времени нет. Ложки тоже нет. И да, единственное, что я умею, - сделать из всего этого трагедию.

Я вернулась.

Погода - дрянь и мерзость, на тротуарах собачьи какашки, девушки, скрючившись в узелок, чешут на шпильках, а в офисе снова три калеки. В день отъезда решила попросить политического убежища прямо в супермаркете, в отделе сыров. Но черствые иностранцы меня не поняли, вручили батон и отправили восвояси.

Теперь впереди долгие месяцы:

- Что это за гадость, Бэримор?!

- Овсянка, сэр!

Еще макароны.

Люди (некоторые), я вас очень люблю, но в этот раз мне по-настоящему не хотелось возвращаться. Совсем.

У меня собака. Русский черный терьер. На самом деле, «у меня» с некоторых пор это уже громко сказано: когда я переезжала, мы делили зверюху с родителем. Жестоко было бросать его, родителя, совсем в одиночестве — и Джинище осталось колбаситься по привычной относительно большой квартире.

Джинище имеет много имен, от Поросюхи до Рыльника. Одно из самых употребительных — БожескоеНаказание. Второго такого существа я, чесслово, не встречала ни разу. Это бессовестное, ненасытное, неконтролируемое, крайне эмоциональное, с большим трудом поддающееся дрессуре и при этом абсолютно безобидное существо. Какой там терьер, какая там СобакаСталина...

Экспериментальным путем удалось выяснить, что БожескоеНаказание не ест только лимоны. Все остальное ест. Даже черный перец шариками. В детстве она очень любила ездить на швабре. Только примостишься помыть пол, как тебе на тряпку 30 кило — хлобысь! - и дальше можешь делать, что хочешь, 30 кило и много острых зубов придется таскать за собой.

БожескоеНаказание возлюбили всем двором и его окрестностями. Ее знают в морду и в хвост, и в гриву тоже. Выйти на прогулку невозможно — до сих пор приходится бить по рукам собачников, которые норовят погладить или угостить.

При этом она невероятно пуглива и с тараканами. Например, она ненавидит строительные навесы (это когда у забора сверху крыша и деревянный настил). Затащить ее под такой навес под силу разве что Валуеву. Да и тот серьезно пострадает в процессе. А однажды она узрела кучку обычных кирпичей в ночи и в свете фонаря — и так ее это впечатлило, что она облаивала ее долго и с удовольствием десять минут, обходя по периметру. За километр.

Сейчас ей семь лет. И у нее опухоли. Последние три с лишним месяца ее резали и лечили, лечили, лечили, доверяя врачу. А несколько дней назад попался другой ветеринар, который заявил, что надо срочно под нож и не просто резать, а резать глобально и мощно, «не дожидаясь перетонитов».

А мы не знаем... это жуткое чувство, когда решение надо принять, но что будет в итоге — не спрогнозировать и не узнать. И, может быть, лучше не трогать и жить, как жилось, сколько отмерится.

Хуже, чем на работе.

Заморозка от доброго стоматолога отходила ровно восемь часов, я считала. Из которых я толком не могла внятно разговаривать часов пять. Ела суши с лососем и не понимала - то ли жую лосось, то ли уже ем собственный язык. За один зуб с меня требуют практически стоимость моего ноутбука. Или апгрейда компьютера. Бабло побеждает не зло, бабло побеждает меня.

!
Зато вечером я была в Ледовом на 25-летии Наутилуса. Я люблю слушать их старые альбомы, особенно, когда есть соответствующий настрой. Очень понравился вариант исполнения песен Нау от «Торбы на круче». И еще выступление молодого мальчика, который выиграл в конкурсе на лучшее исполнение. Он был такой заводной, что... что после него исполнение «Марш-марш левой...» от Бутусова показалось весьма скучным.

Абсолютно не впечатлил мумифицированный «Пикник», да и со звуком у них все время что-то происходило, мерзко пищал микрофон, слов было не разобрать. Ну и «Ночных снайперов» я не люблю.

Вообще как-то... вроде бы очень даже понравилось. Но, с другой стороны, не покидало ощущение, что Бутусову крайне тяжело петь. Так тяжело, что это было написано на лице. Не было легкости, не было таких «типичных» его поворотов голоса, только в самом конце мелькнуло что-то такое, знакомое, — и тут же пропало.

Хорошо. Но больше не пойду.

!
После тренировки мне стало плохо в метро. Редко, но бывает. Сползла с авоськами по двери вниз, расстегнула все, что могла. Уступил место подвыпивший дядька, настойчиво предлагал выпить "у меня с собой есть", проводить до дома.

Мне редко становится плохо, к счастью. На моей памяти - раза три. Один раз меня поддержала сильно беременная барышня, один раз - древняя бабулька, которую саму надо было поддерживать. И вот этот нетрезвый господин.

Сильные толкаются за место на скамейке "для пожилых, инвалидов и мам с детьми". Пока слабые поддерживают друг друга.

Позавчера решила выпендриться — надеть новые брюки длины неимоверной и красоты примерно такой же. Брюки действительно длинны мне сильно, поэтому носить их можно только с обувью на очень высоком каблуке. Из такой обуви в моем гардеробе только страшно неудобные сапоги, через два часа хождения в которых у меня начинают немилосердно болеть ноги. Ну и ладно, думаю, потерплю ради красы той самой.

Раскладываю, значит, везде два метра ног в брюках, вся из себя такая выпендрежная. Вышагиваю по проспекту: стук-стук-стук-стук-ХРЯСЬ. И дальше я иду уже в сопровождении одного каблука, а не двух. Каблук, сволочь такая, был очень высоким. Поэтому до самого дома (частями, конечно, я бы сама пешком не дошла) я чапала хромая и на одной «цыпочке», чувствуя себя абсолютной идиоткой уже не с двумя метрам ног, а с двумя плохо изогнутыми извилинами.

Причем, вечер был весьма поздний, все моментальные ремонты обуви закрыты. Да и вообще, какой смысл чинить эту дрянь, она все равно была крайне неудобной.

На следующий день прям вот где-то рано утром, толкаясь в транспорте, я осталась под снежным бураном без пуговицы на пальто. Самой, так сказать, центральной пуговицы, на которой все держалось. Так вот до вечера и ходила: одной рукой на груди держу пальто, другой рукой пальто хватаю снизу, ибо дует, локтем держу огромную сумку с ноутбуком, попой поддерживаю рюкзак с формой на тренировку. И вот как тут, черт возьми, быть порхающей и воздушной, когда все равно «скукожилась, в узелок завязалась и чешет, как будто сваи заколачивает».

Меня пугает мысль, что придется бросить танцы, меня пугают врачи, которые хмыкают, ежатся и неопределенно мычат, когда ты сверлишь их взглядом и ждешь конкретики, в последние дни мне вообще так страшно жить, что даже процесс утреннего выполза из-под одеяла пугает меня до состояния очень трусливого кота, который случайно проснулся в эпицентре взрыва фейерверков.

Никак не могу с этим справиться.