Я стою на бесконечном эскалаторе вверх, надо сделать шаг — mind your step — там стоят люди, которых я никогда не встречала в реальной жизни, надо что-то им говорить, это как заходить в клетку к тигру, руки и ноги превращаются в вареные спагетти. Никогда не понимаю, что чувствуют люди вокруг, только бей, беги, замри. Наверное, я бы побежала, но у меня спагетти, а еще очень колотится сердце, врачи говорят, что надо больше бегать, а по-моему, надо просто меньше бегать. Я замираю.

Когда-то дружить было проще. Они думали, что я мальчик, в интернете очень легко притворяться кем угодно, и мы все немножко лошади. Потом мы много гуляли, я замирала, но в первый раз у меня была компания, я кому-то нравилась, кто-то нравился мне, один человек говорит, что будет меня всегда защищать, и я верю, улыбаюсь в ответ. Мы все друзья, воздух звенит от свежести, с залива дует ветер, в этих днях очень много выцветшего голубого неба и непонимания, но искреннего счастья.
Потом ночью звонит телефон и мне говорят, что того мальчика, который обещал всегда защищать, вынули из петли, его больше нет. Я не верю в это ни капельки, вот мы же ехали в машине, сбившись в кучу на заднем сидении, он крепко держал меня за ноги, чтобы я не улетела на повороте. Но это правда, потом было очень холодно, изнутри всё замёрзло, у нас до этого был бессмысленный дурацкий роман с его другом, но после этого мы с ним просто вышли из автобуса в разные стороны, больше не виделись, я щелкаю пальцами сейчас "Манечка, Верочка... платье голубое, не помню, как его звали".
Куда-то делись целых два года, непонятно.

Там было много звёздной пыли, с каждым годом её становится всё меньше и меньше, облетает, я понимаю, почему женщины вокруг так любят носить одежду в стразах, блестках и пайетках, просто звёздной пыли больше нет, есть корпоративы, на которых надо обнимать потного менеджера, и сплошной туннель метро каждый день, безжалостное стекло напротив показывает стекающее лицо дали.

В детстве мне покупались, как и многим на нашем холодном, продуваемом всеми ветрами полярном полуострове, очень стремные труселя с начесом. Они были дикого голубого цвета, вырвиглазного оттенка морской волны. Нормальные тёплые рейтузы было не достать, а эти трусы — на здоровье. Кстати, военным подводникам при этом поставлялись семейные труселя почти того же чудовищного цвета.

Для ранимых детей обнажить подобное в школьной раздевалке не представляется возможным. Эти труселя ненавидела, наверное, каждая. Не знаю ни одной одноклассницы, кто не прятал бы эти трусы хоть раз в подвале дома, отправляясь в школу. Подвалы в блочных постройках северного городка всегда выглядят так, что там можно сходу снимать очередную серию "Кошмаров на улице Вязов" — там постоянно прорывает трубы и мерзко парит, а всё пространство покрыто слоем тараканов. Лезть туда очень и очень страшно, но ради того, чтобы избавиться от трусов с начесом, и не на такое пойдешь.

Да, конечно, я в курсе, что всю женскую требуху надо беречь смолоду и назло маме не надо морозить попины уши, но это сейчас. А тогда симбиоз чувствительного подростка и убогих труселей был немыслим.

Тётя я 40+: бурно радуется довольно-таки стремным рейтузам с начесом, таская их в хвост и в гриву в отвратительные ветреные холодные дни. Правда, надо отметить, пусть они и стремные, но хотя бы цвет у них более-менее приличный.

В какой-то момент жизни кажется, что всё вокруг про любовь. А то, что не про любовь, всё равно про неё, даже если сначала кажется по-другому. В голове сборная солянка из "Алых парусов" будь они неладны, "Воскресения", Дюма с Дрюоном в нездоровых для организма количествах, какой-то толстенной книжки про дно Петербурга XVIII-XIX веков и "Анжелики" на страницах из туалетной бумаги, потому что родителям удалось удачно сдать макулатуру. Но потом всё происходит будто бы рывками.

Вот вчера весь этот компот с тобой, ты его любовно помешиваешь перед сном, чтобы не застаивался, а завтра вот этот синеглазый за тобой бежит, чтобы запихнуть тебе много снега за шиворот, это же настоящая любовь, когда снег за шиворот именно тебе, ты бежишь и бежишь, ноги быстрее, чем эта ужасная твердая на двадцатиградусном морозе дубленка из умершей от старости коровы, и вдруг — я зачем бегу? Зачем мне этот снег за шиворотом? Вдруг останавливаюсь, разворачиваюсь и просто смотрю на него. И вся любовь. Потом он за шиворот снега сыпал противной Наташке с ногами коленками назад.

Следующий раз всё уже очень серьёзно, никакого снега, интеллектуальная дуэль на шпагах, потому что вас только двое, кто читает странные и толстые книги, вокруг полосатые стулья с изогнутыми ножками, миссис Хадсон в кружевном переднике, тогда ещё не снимали гендерно разное кино и ты вообще не знаешь, что такое гендер и что мир страньше, чем ты думаешь, но для него можно научиться играть на скрипке и разыскивать преступников, потому что именно так делают те, кто много читает. Подружки рассказывают, что у него уже роман с какой-то кучерявой из другой школы, но я не верю. Потом они включают "Калигулу", некрасивый герой скачет с безумными глазами, видеокассету заедает, там люди валяются друг на друге, я всё это знаю, в детских больницах просвещают всех в подробностях, если вы не знали, это всегда секспросвет для начинающих, но видеть очень противно. На следующий день я смотрю сзади на этот тёмный затылок, думаю про скрипку и конные кэбы, потом про повозки, беспутный Рим, белые колонны, людей, людей, нет, нет. И вся любовь. Потом я встретила его однажды на улице — смешные усы, у плаща слишком длинные рукава, жена, когда-то после трое детей.

В огородничествах нарезки по шесть соток. Деревья сажать нельзя, поэтому у каждого шесть соток и сараюшка под солнцем, ни капли тени. Задницы соседей знаешь лучше, чем лица. От такой жизни все пытаются насильно сватать детей и внуков. Авось, потом получится объединить огороды. Дети и внуки от такой жизни искренне друг друга терпеть не могут.

Однажды я приехала на улицу, где жила моя бабушка. А там все закатано в асфальт. Воняющий асфальтом воздухом дрожит над дорогой. В парке больше нет "Ромашки" и лошадки, притаившейся в кустах, сохранившейся от "французской" древней карусели. В парке есть очередной военный памятник и много пустых бутылок водки в кустах. Озеро еще больше прежнего заросло тиной, туда залезают окунуться, на берегу трясут трусами и полотенцем стирают с себя зеленые водоросли. Раскаленная на солнце металлическая повозка торгует кипящими пирожками с мясом.

Было больно и грустно. А ведь дома стояли на месте, ничего вокруг не разворотило бомбами, никому не пришлось прятаться. Но детства все равно больше нет. Взрослые - это мы.

Из мусорных воспоминаний.

Как на наших северах раньше разбирались с мусором? Контейнеров не существовало, как класса. Мусоропровод в доме? Муахахаха. Поэтому раз в неделю - кажется, у нас это был полдень в воскресенье - приезжал страшно вонючий грузовик, который водили солдаты. Грузовик был классический, не эти ваши модные машины с автоматикой и закрывающимися дверцами, а обычная дребезжащая открытая фигня с деревянными бортиками, постоянно глохнувшая в сугробах.

К грузовику выстраивалась очередь с мусорными ведрами. Один солдат прыгал в кузов, прямо в мусор, хватал у первого страждущего из рук ведро, кое-как вытряхивал в грузовик, совал ведро обратно в руки и брал следующее. Хозяин ведра, матерясь, отковыривал от ведра прилипшее. Кто не успел в полдень в воскресенье - тот опоздал и свой мусор хранил еще неделю.

Пока солдат тряс очередным ведром над грузовиком - северный ветер не дремал. Липкие вонючие куски газет, молочные упаковки, содержимое пепельниц, - всё это обычно орошало стоящих в очереди.

Над головами начинали кружить бакланы, главные северные помоечники. Иногда они пикировали в машину, выхватывали что-то особенно жирное и тоже трясли им над собравшимися, дополнительно на лету роняя отходы собственной жизнедеятельности. Собравшиеся бесились и стремительным домкратом обогащали лексикон друг друга.

Однажды один дядька решил, торопясь, обскакать очередь. Он прыгнул сбоку, зацепился рукой за борт грузовика, вытряс ведро в кучу и красиво спикировал обратно. Приземлился без половины безымянного пальца, потому что зацепился обручальным кольцом за торчащий стальной прут. Минут десять очередь с шутками и прибаутками пыталась найти в мусоре кусок пальца. Шансов пришить это дело обратно в местных полевых условиях не было совершенно, но зато все развлеклись дракой с бакланами за кусок тухлой курицы.

«Царь и великий князь всея Руси челом бьет!».

Однажды накануне танцевального выступления на меня публично обиделась девица из группы. Подробностей не помню, у нас были генеральные прогоны, все устали, были взвинчены и она чего-то вдруг взъелась. Причем, с цыганочкой с выходом: я, мол, выступать не пойду. А там тогда был большой коллектив и перемещение каждого имело значение. В общем, посмотрела я на всех, взвесила в голове за и против, и пошла перед ней извиняться. Она - «милостиво повелеть соизволил» - снисходительно меня простила и выступление состоялось.

И вот я до сих пор это помню. Прямо знаете ли «как челобитную царю подаешь?!» - просить прощения за то, что человеку захотелось выкобениваться. Кстати, то выступление оказалось ужасающе провальным. Единственное выступление, к которому мы все гордо шили дорогущие костюмы в ателье. Можно себе представить толпу тетенек разной комплекции и возраста, наряженных в красные и черные шелковые корсеты! с начесанными прическаме в духе 90-х! в колготках в сеточку! с ободранными табуретками наперевес! И нет, я не знаю, зачем я вообще на это пошла.

Надо сказать, что спустя какое-то время мы с ней снова попали в одну группу, и снова были прогоны, и снова выступление. Иииииии… цыганочка с выходом дубль два, только уже в сторону тренера. Ну а на нашего тренера где сядешь - там и слезешь. Курица была послана, расстановку поменяли за час до выступления, и получили мы в результате первое место.

С тех пор я больше никогда не просила прощения «просто так». Ибо Царь и Великий Кнезе!

Нет. Не могу удержаться и снова не спеть айнанэ-нанэ по поводу того, что сегодня первое сентября, а мне никуда не надо! Никаких линеек, обгрызенных цветочков, проповеднического тона педагогов, потертых перил, скрипучих полов, пахнущих грязной равной тряпкой, бывшей когда-то мужскими труселями. Никакой тонны учебников, которые я поднимала ежедневно на горбу по длинной лестнице, никакой проклятой физики и физички. Уж сколько лет прошло, а я все еще вздрагиваю при словосочетании «правило буравчика».



( радость и 3 картинки )

…все время читаю, читаю, плохой слог, банальные мысли, бульварная обложка, но есть что-то неосязаемое, фантазия цепляется за крохотное семечко и превращает его в неохватный баобаб, там наверху можно устроить гнездо, натащить мусора и устроить гнездо, чтобы потом жить долго и может быть счастливо. но жизнь бьется в грудь только когда очень холодно и мороз врастает в комнату наледями через старое окно, наледи не сдаются почти до мая и я вместе с ними, и все вокруг вертится вертится вертится, и у меня все еще несмотря на бульварную обложку непременно богатый неповторимый внутренний мир, я долго жгу плойкой волосы, к потолку поднимается прозрачный дым и тут же умирает на сквозняке. Потом я укладываю кудряшки под шапку, пальцами каждую кудряшку отдельно, чтобы потом было красиво и можно было сдернуть с головы эту дрянь, а волосы рассыплются по плечам и я буду хотя бы немножко похожа на красивую лошадь...

Это такой пласт, которым хотелось быть. На самом деле, потом я ехала в одновременно замороженном и душном трамвае, куда бы ни села - почему-то всегда под задницей оказывается адская печка, которая плавит дубленку. Приезжала, широким жестом снимала шапку, а оттуда вываливалась невозможная страшная кудель, почти как у валентиныпетренко, только если ей хорошенько вдарить мешком муки по голове. По-студенчески пила только чай, старательно наживая себе гастрит, зачем-то слушала идиотов, наживая себе этим гастрит, нервничала и рвала бумажки на длинные полосы, наживая себе гастрит.

Вечером хотела жить, как в первой части, с дымом и драмой, а утром просыпалась с гастритом, мигренью, прической валентиныпетренко и чужими банальностями в голове.

А сегодня я вообще взрослая тетя, в магазине подмигивает витрина "anti-age", google предлагает купить пылесос и сковородку, жизнь укольцевалась.

Не смогла пройти мимо.

Мы, русские, склонны к гиперболам в речи от излишней эмоциональности. Видимо, в связи с тем, что лицом выражаем мало, отрываемся письменно или устно. И печальки у нас, не как у всех, а печалищи, и счастье, если уж оно происходит, то совершенно грандиозно и незабываемо. Правда, описывать предпочитают чаще печалищи, но это уже нюансы.

СМИ наши также богаты преувеличениями, выражением собственного крайне ценного мнения и откровенными фантазиями. Особенно это сказывается на нашем представлении об иностранцах. Осторожная новость о том, что заграничные медики открыли возможность повлиять на состояние здоровья ребенка в утробе матери, превращается в «Глухонемые матери сделают так, чтобы их дети не слышали и не говорили!! ПЫЩПЫЩадынадын, мы все умрем!». Или «японская компания отозвала одну из новых линеек своей продукции, так как один из кремов вызвал у пользователя сильную пигментацию» - «Японцы отравили мир химией! Лицо сползает на колени! ПЫЩПЫЩ!». И это даже не желтая пресса.

В общем, я о другом. Наткнулась на подробный отзыв француза о поездке на Кольский полуостров. 2005 год. Что-то прямо радуюсь, что мы, с гиперболами и пыщпыщ, не одни во Вселенной.

Молодой человек решил вкусить добра по полной — и отправился на Кольский плацкартом Питер-Мурманск. Пишет: «Проезжаем Апатиты (на этом месте все, кто имеет представление об Апатитах, уже ржут), великий город, я трепещу и жду кристальных озер и удивительных гор, вылезаю из поезда, а там — непрерывный дождь, низкое серое небо, какие-то отвратительные и гадкие заводы! Где природа?!» - вопрошает путешественник. Природа. Апатиты. Муахаха. Он бы еще в Никеле и Мончегорске поискал грибы и трехглазых рыб.

Вернулся бедолага в поезд, сказал, что ждет с нетерпением, когда омоет ноги в Баренцевом, посидит на бережку, поплюет с березы, и все такое. Но внезапно соседи открыли ему страшную правду — мол, чувак, побережье — это ЗАТО, закрытые зоны, туда никому, кроме местных, нельзя. Тут француз совсем упал духом — надо же, еще и закрытые зоны! На этом месте ему посоветовали отправиться на озера, а не ехать до конца.

Мужик оказался в Ревде (маленькая глухая дыра вокруг комбината — много их тут таких умирает) и переночевал у местной жительницы. От нее вынес следующее: «В России русские не имеют права переезжать! Это запрещено! Есть такое понятие, как Прописка. Поэтому могут переехать только те, кто очень много заплатит властям!». Определенно, не хватает только ПЫЩПЫЩ и мывсеумрем.

И всю дорогу он жаловался на постоянные дожди на Кольском. Это, знаете ли, как если поехать в Италию — и всю дорогу страдать, что у них, зараз, летом все время солнце светит. Жаловался на комаров и мошек. Жаловался, что русские на отдыхе всегда носят спортивный костюм. Жаловался на ночную температуру +5, потому что не взял теплой одежды. Жаловался на «контроль ФСБ». Интересно, что это за ФСБ таинственное у нас на Кольском... впрочем, может, оно и есть, отдельное для иностранцев.

Вообще, это интересный вариант путешествовать свободно, не заморачиваясь на условности, изучая особенности страны и местности заранее. Закину шпильки и вечернее платье в чемодан, поеду в джунгли. Там вроде мухи це-це нынче нет, развлекусь.

Сегодня я узнала, как называется самый страшный мультфильм моего детства. Милосердная память вытеснила почти все, что с этим мультфильмом было связано, но мир мне про него напомнил. «Гора динозавров». Чудесный детский мультик, чтоб его, про динозаврика, который хотел родиться из яйца, но яйцо решило его защитить от жестокого мира и наращивало, наращивало, наращивало броню, пока не убило динозавра.

Я до сих пор помню, как узрела этот ужас на экране телевизора «Радуга», в возрасте... дошкольном, кажется. Это был какой-то праздничный день и мультфильм из праздничной программы — то ли в канун Нового года, то ли в канун восьмого марта. Родители бегали туда-сюда с тарелками, готовили и накрывали на стол, а я сидела в кресле, тихо плакала и хотела умереть немедленно.

Еще были, конечно, «Варежка», «Верните Рекса» и «Пингвины». Но они вызывали просто безудержный поток слез и временную депрессию, а вот эта чертова «Гора динозавров» продырявила мне душу насквозь и нанесла такую травму, что я с садистским удовольствием посадила бы создателя на всю жизнь в одиночную камеру и заставила бы круглосуточно смотреть этот мультфильм. Вечно!

Вот зачем, зачем это рисовать? Чтобы что? Один голый садизм и никакой вдохновляющей, очищающей, направляющей идеи. Тьфу на них на всех, ядовитой слюной.